ручонки в мой… в карман моего Пола!

От возмущения глаза Коллина едва заметно сужаются. Он качает головой, откидываясь на спинку своего стула. Он хочет продолжать выглядеть раскованным и расслабленным, но я чувствую, как он напряжен. Жалко, что камера установлена так, что я вижу его по пояс, в противном случае, уверена, я бы могла наблюдать, как раздраженно он вращает пяткой об пол. Именно пяткой, а не носком. Так, как делают курильщики, втаптывая в землю дымящийся окурок.

– Интересно получается, – тянет за кадром Нортон, и, судя по тому, как звучит его голос, скорее всего, эти слова он произносит с улыбкой. – А вот Джейкоб, ваш родной сын, утверждает, что стал свидетелем вашей стычки с Полом буквально за пару месяцев до трагических событий. В своих показаниях он говорит, что слышал, будто Пол требовал от вас прекратить контролировать его, иначе вы об этом пожалеете.

Улыбка на лице Коллина Морриса становится немного шире, но выглядит он от этого не милым, а скорее угрожающим. Напряженное молчание, длившееся ровно двадцать две секунды, разрезает его отрывистый смех.

– Ну вы даете, нашли кому верить! Джейкоб не в себе. У него месяц назад как раз завершилась сложная реабилитация. Мы этого не афишируем, это не та история, которой можно гордиться, но он не самый надежный свидетель. Так что я, честно говоря, понятия не имею, зачем он вам наговорил этих глупостей, тем более что ничего такого не было. Мы с Полом никогда не говорили на повышенных тонах. Если хотите, у нас было полное взаимопонимание.

– Складно, однако: адвокат обманным путем хотел получить доступ к деньгам, показаниям Джейкоба верить нельзя, Пол нам уже ничего не скажет, а между тем у вас был не только мотив, но и возможность.

– Что у меня было? Мотив? Не смешите! – говорит Коллин, после чего складывает руки домиком и упирает локти на стол. Широко улыбаясь, он смотрит на детектива озорными глазами, точно играет с ним в кошки-мышки. – И о какой возможности вы говорите? Меня там вообще не было!

– Верно, операция в клинике – отличное алиби.

Коллин Моррис пытается удивленно вскинуть брови, но они неестественно приподнимаются вверх, так и не достигнув нужной точки. Откинувшись на спинку своего стула, он качает головой. На лице – явственная маска разочарования.

– Может быть, он предупредил вас заранее о содержании своей речи? Может быть, он хотел предать огласке то, что вы хотели утаить?

– Что за чушь вы несете? У меня была экстренная операция, у пациентки возникли небольшие осложнения, и мне пришлось быстро принимать меры. И я понятия не имел, что Пол собирается сделать какое-то важное сообщение. У нас с ним были хорошие отношения, но это не значит, что он сообщал мне о каждом своем шаге.

– То есть если бы вы знали о речи, то перенесли бы экстренный вызов, так?

– Нет конечно! Какой в этом смысл? Да и что такого важного он мог сообщить? Что отправляется в очередное турне? Или, может быть, хотел похвастаться очередным подарком от какого-то влиятельного поклонника?

– Мы как раз пытаемся это выяснить.

– Удачи! Как узнаете, не сочтите за труд сообщить и нам. Это все?

– Кому достанутся деньги Пола после его смерти?

Коллин Моррис беззвучно поднимается со своего стула. Глядя на своего собеседника сверху вниз, он явно чувствует свое превосходство. Уголки его губ едва заметно приподнимаются, при этом взгляд его остается таким же острым и серьезным.

– Я думаю, вы прекрасно знаете ответ на этот вопрос. Если появится какая-то свежая информация или новые вопросы, вы знаете, где меня найти.

Не дожидаясь ответа от детектива, Коллин Моррис выходит из кадра, и, прежде чем запись обрывается, я слышу его удаляющиеся шаги и стук закрывающейся двери.

***

Вино уже давно допито, но я продолжаю бессознательно вращать бокал в руках, уже третий раз просматривая допрос Коллина Морриса, каждый раз мне кажется, что я подмечу какой-то незначительный, но полезный для общей картины фрагмент. Я не могу упустить ни одной мелочи. Мои соседи непривычно притихли, я слышу только, как где-то в другом конце дома кто-то неумело мучает струны гитары, пытаясь исполнить наигрыш, а потому вопросы, которые я мысленно задаю себе, звучат так неожиданно громко и четко: что именно он почувствовал, когда узнал о смерти Пола? Почему для него так важна эта шкатулка? Страсть к антиквариату имеет отношение к бриллиантам? Коллин Моррис и был тем самым проводником в мир контрабандистов для Пола?

Это лишь малая толика вопросов, которые я хочу задать этому мужчине. Хочу, но не могу. Даже если я окажусь права насчет бриллиантов и Кевин согласится помогать мне в этом деле, он ни за что на свете не будет действовать в открытую. Он не станет подставлять ни детектива Клаттерстоуна, ни самого себя.

Я закрываю ноутбук и убираю его на диван рядом с собой. Откидываюсь на спинку дивана и, запрокинув голову, упираюсь взглядом в полоток.

«Я бы, конечно, могла попробовать прийти к нему под видом пациентки…» – мелькает в мыслях, я опускаю голову и придирчивым взглядом смотрю на свою грудь. Не большая и не маленькая – третий размер. Прикладываю растопыренную ладонь правой руки, словно примеряя невидимое, но значительно бóльшее полушарие. Мотаю головой, категорически отказываясь от такой идеи. Тяжело вздохнув, я сбрасываю с себя плед, собираясь встать с дивана, но тут же плюхаюсь назад от неожиданного звука. Синди Вуд, что все это время беззвучно жестикулировала, мелькая на экране, внезапно обрела голос. Звонкий и сочный.

– Совершенно очевидно, что свободная торговля оружием остается одной из главных проблем нашего общества. Но не стоит сбрасывать со счетов и тот факт, что, прежде чем спустить курок, ребенок сигнализирует своим родителям о том, что нуждается в помощи. Неконтролируемые приступы агрессии, скрытность, подавленность, раздражительность – все это звоночки, которые не стоит игнорировать, – глядя прямо в камеру, произносит свою итоговую речь Синди. Я, наконец, встаю с дивана и ставлю пустой бокал в раковину. Подхожу к окну и, раздвинув пальцами жалюзи, смотрю на то, как покачиваются на ветру кроны деревьев, что высажены вдоль дороги. На скамейке в парке напротив сидят парни, и время от времени ветер разносит по округе их ругательные реплики. Где-то вдалеке слышен вой сирен и отрывистые гудки клаксона. Нью-Йорк никогда не спит, Манхэттен уж точно, ну а Гарлем… Гарлем и вовсе привык жить по своим правилам и законам. Здесь нужно быть начеку и глаза лучше всегда держать широко раскрытыми…

– Вернись домой, сейчас же! – хриплым голосом орет моя соседка, заглушая все звуки. – Я кому говорю? Я все расскажу Тоду! Ему ты не посмеешь так дерзить!

За спиной раздается грохот захлопывающейся двери, от неожиданности я вздрагиваю, резко оборачиваясь на дверь. Заперта.

– … если вам есть что сказать по этой теме или у вас есть история, которой вы хотите поделиться со всеми, позвоните по телефонам, указанным на экране, – менторским тоном говорит-приказывает Синди. – Мы ждем ваших историй.

– Мы ждем ваших историй, – задумчиво тяну я, мысленно выстраивая изящную цепочку.

Я не могу приблизиться к Коллину Моррису, потому как любое мое вторжение в его жизнь будет выглядеть подозрительным, а значит, очень скоро станет известным детективу Клаттерстоуну, а вслед за ним и Кевину. Так рисковать я не могу. Я, но не Синди. Синди Вуд может все.

Хватаю со стола мобильный телефон и начинаю листать записную книжку в поисках нужного мне абонента.

Последний раз мы с Синди виделись четыре года назад. Тогда ее назначили ведущей вечернего выпуска новостей, ее карьера резко пошла в гору, и она уже могла позволить себе что-то гораздо лучше, нежели однокомнатную квартирку в Гарлеме. А потому в тот вечер мы отмечали не только ее новую должность, но и переезд – Синди уверенно двигалась к центру Манхэттена. Разделить с ней эту радость